Многим он известен по своим комедийным шоу, но юмор — лишь одна из граней деятельности этого творческого универсала. Ваге с одинаковым успехом рассказывает свои истории на полотне, кинопленке, театральной сцене и бумаге.

Стены гостиной Берберяна завешены художественными полотнами. При разговоре с ним сложно побороть ощущение, что он знает что-то, чего не знаешь ты. И это не потому, что он замкнут, как раз наоборот — Ваге охотно делится своими мыслями: цитирует Воннегута, вспоминает о чтениях русской поэзии, происходивших в Нью-Йорке в 1980-х. Спустя какое-то время ты понимаешь, что он излагает тебе сложившийся у него в голове план действий — почти философскую систему, — и если прислушаться, то все начинает сходиться. 

Его улыбки искренни и он пересыпает свои слова ласковым армянским обращением «хокис» (в переводе — «душа моя»), однако сокрушительное обаяние Ваге составляет резкий контраст с мрачной историей его семьи.

Виноватый без вины

Отцу Берберяна Раффи был год, когда они с матерью были отправлены на марш смерти через сирийскую пустыню Дэр-эз-Зор. Чудом выжив, они поселились в Алеппо (Сирия), а потом перебрались в Бейрут (Ливан), где родился и вырос Ваге. Семье его матери повезло меньше — все ее родственники были уничтожены во время Геноцида.

В большинстве армянских семей старшие не делились своими трагическими воспоминаниями с молодым поколением, но у Берберянов все было иначе. «Они говорили: «Вот что произошло, и если ты забудешь об этом, то предашь нас». Очень долго меня мучило огромное чувство вины, хотя для него не было оснований». Особенно Ваге не давала покоя рассказанная бабушкой история о том, как она трижды пыталась утопить своего сына, отца Ваге, во время марша смерти, чтобы избавить его от мучений, но Евфрат был настолько забит трупами, что ей это не удалось.

Спасение в юморе

Ваге откровенно и спокойно говорит о том, как эта коллективная вина повлияла на его психологическое состояние. «Как правило, я не очень счастлив. Я склонен к депрессии и тяжелым тревожным расстройствам, и именно поэтому я во всем ищу юмор. Если бы я был счастлив, зачем бы он мне был нужен?», — задается он вопросом. Учитывая растущую популярность Берберяна среди армян, комик говорит не только о себе. Скорее всего, он не единственный, кто ищет спасения в юморе.

Покинув Бейрут в возрасте 17 лет, Ваге отправился в Европу и провел там некоторое время, а затем вернулся в Ливан, где стал свидетелем начала гражданской войны. После этого он сбежал в Лос-Анджелес. 

Ощущение безопасности оказалось кратковременным. Вскоре ему диагностировали рак мочевого пузыря и назначили целый ряд операций.

Искусство стало передышкой от непосильного исторического и эмоционального груза, который он делил со своими соотечественниками. Но Ваге понял это не сразу. «Мальчишкой я рисовал черепа — черепа из Дэр-эз-Зора, — а потом раскрашивал их», — вспоминает он. Лишь намного позже, в конце 1980-х, Берберян понял, что «то, что мы делали, было довольно зловещим. Практически на уровне некрофилии». Это осознание стало для него откровением. 

Изгнание демонов

Ваге пришел к выводу, что принятие важности Геноцида лично для него не означало, что он должен как-то ограничивать себя этим знанием. Ничто не мешало ему погрузиться в глубины столь привлекательной армянской культуры. «Меня осенило, что ситуация должна поменяться. Если ты хочешь, чтобы тебя воспринимали по-другому, ты сам должен начать воспринимать себя по-другому. Быть армянином не имеет ничего общего с выживанием, к черту это! Быть армянином — это круто, быть армянином — это красиво, быть армянином — это весело, быть армянином — это модно, быть армянином — это смешно», — с уверенностью говорит он.

Он задался целью вдохнуть жизнь в культуру, которую так сильно любит, чтобы она не скатилась к закату, как это происходит со всем, что неспособно к обновлению. 

У Берберяна не было никаких иллюзий по поводу сложности реализации им задуманного. Как говорит он сам: «У нас на шее сидит полтора миллиона человек, а мы пытаемся двигаться вперед. Конечно, это очень тяжело». Но этот татуированный 61-летний человек, забавляющий толпу, высмеивая на армянском не только ее, но и свои собственные странности, твердо решил не загонять себя ни в какие рамки. Сегодня, когда на его счету пять книг и пять комедийных шоу, тринадцать пьес и сотни художественных полотен, его многочисленные поклонники наверняка благодарны ему за ту давнюю смелость.

Он с готовностью признает ту роль, которую сыграла в его работе культурная среда, говоря, что она придает дополнительную глубину всему, чем он занимается: «Моя принадлежность к армянской нации всегда была ценным активом и неизменно работала на меня». Его культура — настолько большая часть самого Ваге, что ее роль в его творчестве кажется естественным следствием самого его существования, а не способом угодить аудитории или загладить остатки вины. Он с легкостью обращается к этой культуре, демонстрируя, что она может вдохновлять, не подавляя, и что она может обогатить чью-то позицию, не затмевая прочих.

А непочтительность Ваге к культурным нормам, выраженная в его внешности, шутках или полотнах, указывает на то, что он полностью принял свое происхождение и достиг благодаря этому совершенного, вызывающего зависть душевного равновесия.

Берберян считает, что у армянской нации великое будущее: «Наша музыка стала более веселой, мы экспериментируем. Я говорю сейчас о музыкальных группах как диаспоры, так и самой Армении, которые, с одной стороны, делают ставку на наше наследие, а с другой — добавляют к нему что-то свое, обогащая его и делая более современным». Его не волнует, что это может быть лишь притворством. «Мы становимся теми, кем притворяемся, так что нужно осторожно выбирать свою маску», — говорит он, вновь обращаясь к Воннегуту. 

«Есть много хорошей музыки, много фильмов.  

Мы пришли к выводу, что необязательно снимать картину о Геноциде, чтобы сделать ее армянской. 

Возможно, мы уже почти приблизились к моменту, когда нам покажется, что мы изгнали всех демонов Геноцида. Мы на верном пути».  

Но Ваге не собирается останавливаться. Он в одиночку продолжает свою культурную революцию, чтобы вытащить на свет всю красоту и все искусство, прячущееся среди армянских пейзажей — и он делает это в танце.

Автор: Уильям Байрамян