«Требовать» – переходный глагол, который сам требует объекта действия. В данном случае этот объект – признание Геноцида армян остальными народами – еще не вполне реализован. Это признание стало бы важнейшим событием для всех потомков людей, прошедших через эту трагедию, но мероприятия памяти жертв Геноцида были посвящены не только ему. Более широкое толкование позволило армянам охватить весь масштаб трагедии и в какой-то мере принять ее вне зависимости от того, признаны ли те события Геноцидом или кем-то ещё нет. Да, мы требуем признания, но есть и то, чему нужно поклониться, что необходимо помнить и исходя из чего надо строить будущее.
Это важно по ряду причин, в первую очередь психологических. В комментариях как гостей, так и жителей Еревана, снова и снова встречались свидетельства того, насколько болезненными являются воспоминания.
Вот что говорит об этом университетский профессор Ирина Погосян: «Лично для меня эти два дня оказались чрезвычайно тяжелыми. Из-за 100-летия проводилось больше мероприятий, чем обычно. Я армянка, и, хотя моя семья не пострадала от Геноцида, мне все равно было очень больно. Даже когда я просто смотрела фильмы, которые показывали по телевизору, не переставала плакать. Не могла выйти из дома. Те семьи, которые пережили это, воспитывают своих детей с этим наследием. Оно не потеряно. Такие истории передаются из поколения в поколение, членам семьи и друзьям. Вот почему даже столетие спустя те события по-прежнему отзываются такой болью для армянского народа, и те зверства не могут быть забыты. Каждый из нас знает хотя бы одного армянина, пострадавшего от Геноцида, чья семья потеряла свой дом и кого-то из членов семьи».
Отвечая на вопрос о том, что означает для них этот день поминовения, многие не могли найти подходящих слов.
«Для меня эти полтора миллиона армян похожи на Иисуса, но я не могу это объяснить», – говорит Сильва Арсланян, приехавшая с мужем из Бейрута на церемонию канонизации в Эчмиадзине.
Фраза «Нет слов!» снова и снова звучала в общении с очевидцами церемонии. Учитывая эмоциональное воздействие, которое оказало причисление полутора миллионов жертв к лику святых, это может показаться само собой разумеющимся. Но отсутствие слов предполагает нечто большее: люди почувствовали, что после того, как было сказано так много, стало ясно, что обычные слова не в силах передать произошедшее. Вызовет ли канонизация резонанс во всем мире? И в этом ли вообще смысл?
У потомка жертв Геноцида Маргариты Матеосян, приехавшей в Эчмиадзин из Аргентины, церемония вызвала глубоко личные переживания: «Обе мои бабушки и оба дедушки пострадали от Геноцида. Они переехали в Аргентину, чтобы начать жизнь сначала. Во время побега они были детьми не старше 8–10 лет. Один [дед] жил в детском доме, другой был вынужден идти в пустыню один, так как братьев убили у него на глазах. Моим бабушкам помогли разные семьи, потому что они оказались оторваны от своих матерей, а их отцы были убиты. Я не знаю, будет ли канонизация что-то значить для остального мира. Но для нас это очень важно. Прошло уже сто лет. Это наша духовность».
Когда Армения отдавала дань памяти жертвам Геноцида, говорилось и об истории, и о политике. Но именно это событие – когда слова были не нужны – оказало наиболее воодушевляющее воздействие на людей.
Епископ Баграт Галстанян, принимавший участие в церемонии канонизации, очень хорошо описал это: «Я не могу ничего сказать о политической стороне вопроса, но с духовной, моральной точки зрения мы переводим этих людей из ранга жертв в ранг победителей. Это психологическая трансформация. С 1915 года, со времени Геноцида, мы воспринимали их как жертв. Теперь будем видеть в них людей, одержавших победу над смертью».