logo
ЗАКРЫТЬМеню
Чжо Ла Аун: «Мы здесь не чужаки»

Чжо Ла Аун: «Мы здесь не чужаки»

Лауреат премии «Аврора» 2018 года Чжо Ла Аун – юрист из Мьянмы. Мусульманин-рохинджа Чжо Ла Аун отсидел в общей сложности 12 лет за мирные протесты против систематической дискриминации и насилия в отношении его сообщества. Теперь он использует знание законов в борьбе за равенство и соблюдение прав рохинджа, а также стремится обеспечить своему народу доступ к более качественному образованию. Мы поговорили с ним о его деятельности и жертвах, которые ему пришлось принести.
 

Защитник поневоле

Я родился 16 августа 1940 года в Ситтве, столице штата Ракхайн в Мьянме. Образование я тоже получил в Ситтве. Я был стенографистом в течение 22 лет, но в 1983 году был вынужден уволиться из-за систематической дискриминации сотрудников-мусульман. Вместо этого я стал адвокатом в своем родном штате. Иногда я ездил и в другие области, но в основном работал в Ситтве.

В 1986 году правительство начало изымать земли у мусульман-рохинджа. Люди никак не могли найти себе адвоката, чтобы представлять их интересы, и в итоге обратились ко мне за защитой и помощью. Я составил официальное прошение на имя одного из членов правительства, бывшего в то время председателем социалистической партии страны. Я отправился в Янгон, чтобы передать письмо через консульство. По возвращении в Ситтве меня арестовали.

Меня задержали 24 августа 1986 года. Суд продолжался два года. А в 1988, в тот же самый день, в Янгоне начались большие демонстрации протеста. Тюрьма, где меня держали, была захвачена, и все заключенные разбежались, но я был заперт в камере и не смог выбраться. После протестов был создан новый комитет, и ночью какие-то люди пришли и освободили меня.

                                                                                    Чжо Ла Аун в Армении

Новая надежда

Примерно в ту же пору было объявлено, что любой житель Мьянмы может создать свою политическую партию, потому что лидеры страны хотели создать видимость демократического государства. Мои коллеги и друзья из Янгона, тоже адвокаты, предложили мне вступить в новую политическую партию. Тогда мы могли свободно перемещаться между Ситтве и Янгоном, никаких ограничений еще не было.

Мы создали новую политическую партию под названием «Национальная демократическая партия за права человека» и стали вести агитацию в сообществе рохинджа, чтобы они голосовали за нас. У партии было отделение в Ситтве, но штаб-квартире находилась в Янгоне. В Ситтве я был самым перспективным кандидатом в парламент, и потому мной заинтересовались власти. Правительство провело что-то вроде исследования, чтобы определить, у кого больше всего шансов выиграть на выборах, и по всему выходило, что у меня. Так что меня опять арестовали. Власти откопали мое старое дело и отправили в суд.

 

Суд со всеми этими генералами продолжался всего час. Меня приговорили к 14 годам заключения. Когда в 1990 году прошли выборы, я все еще был в тюрьме, и партии пришлось выдвинуть другого кандидата и попросить всех проголосовать за него. Некоторые из моих коллег поддерживали меня в заключении, передавали мне еду. Тогда в тюрьмах просто ужасно кормили, не то что сейчас. Давали какой-то ужасный рис и никакого карри, только зелень и плохие овощи. Один из заключенных умер у меня на глазах от недостатка витаминов.

                                                            Чжо Ла Аун и Томас Гонсалес Кастильо в Армении

Без вины обвиненный

Навещать политических заключенных можно было не каждый день, а только дважды в месяц. Все это тяжело далось моей семье. Моя дочь окончила университет в Ситтве, но ей не разрешали ездить в Янгон. Родным непросто было передавать мне еду и лекарства. Мне тоже приходилось тяжело, но к счастью, один из тюремных врачей оказался моим близким другом. Его клиника была совсем рядом с моим домом. Руководство невзлюбило его за то, что он мне помогал, и через несколько месяцев его перевели в другое место. Но он мне очень помог. Мне повезло: случилась очередная амнистия, в этот раз – для приговоренных к длительным срокам заключения и уже отсидевшим больше 10 лет, так что в 1997 году меня выпустили на свободу. В тюрьме я помогал другим заключенным подать апелляцию, потому что многим из них дали 17-20 лет.

Когда я вернулся, то выяснил, что мой дом уничтожили местные фанатики. Полиция и армия наблюдали за тем, как наш квартал подвергался атаке. Были уничтожены дома 46 мусульманских семей. Многим пришлось эвакуироваться, включая и мою семью. Я оказался в каких-то бараках с другими людьми, и меня вновь задержала полиция. Меня отвели в участок. Я даже не знал, где была моя семья. Благодаря помощи сотрудников международных НКО, в том числе Виктории Хокинс из «Врачей без границ» – сейчас она работает в Лондоне – меня в итоге все же отпустили, потому что поднялся шум, которого власти не хотели.

 

В 2013 году проводилась перепись населения. Я в то время болел, но какой-то студент кинул камнем в офицеров и ранил их, а правительство почему-то решило, что я имел к этому инциденту какое-то отношение, и решило наказать меня за это. Все это было сделано для того, чтобы я уехал из родной страны, но я отказался покидать родную землю. 15 июля меня снова арестовали. Я снова попал в тюрьму, отсидел год и снова вышел по очередной амнистии, на этот раз от президента.

                                                                 Чжо Ла Аун на мероприятии трилогии «Авроры»

Знания – сила 

Вот уже много лет я пытаюсь обеспечить нашим детям доступ к образованию. Мне помогала одна пожилая женщина, врач. Она приехала в лагерь для внутренне перемещенных лиц, потому что местные доктора не особо горели желанием помогать мусульманам. Мы создали комитет из 33 человек, главной задачей которого было изменить ситуацию с образованием. Мы открыли несколько школ и наняли почти 110 учителей. В наших школах было больше 10 000 студентов, которые учились и сдавали экзамены. Но после моего ареста комитет был обречен.

Когда я вышел на свободу, я снова стал работать над тем, чтобы у мусульман-рохинджа, особенно самых бедных, был доступ к образованию и медицине. Некоторые пожилые люди не могли получить свои пенсии, так что мне пришлось связаться с властями штата Ракхайн, чтобы решить эту проблему. Один старик точно знал, что его деньги лежали в банке, но сотрудники не отдавали их ему. Он получил свою пенсию только после того, как я вмешался. Так что было много проблем, требовавших моего внимания.

Изначально ограничений было не так много. Когда мы создавали свою политическую партию, мы свободно полетели в Янгон и мобилизовали своих людей. Но в 1997 году, когда я вышел из тюрьмы, я понял, что рохинджа больше не могут перемещаться из одного города в другой. Военные этого не позволяли. Они хотят выгнать из страны всех мусульман – не только из штата Ракхайн, а вообще из Мьянмы. В Янгоне мы тоже сталкиваемся с дискриминацией.

 

Если у нас не будет образования, правительству легко будет утверждать, что наш народ из Бангладеш. Если мы научим рохинджа бирманскому языку, никто не сможет сказать, что мы бенгальцы. Этого правительство и не хочет. Оно пытается убедить международное сообщество, что раз рохинджа не говорят и не читают по-бирмански, они должны быть родом из Бангладеш. Но им не выгнать меня в Бангладеш – у меня есть документы, подтверждающие, что я местный. Если мы дадим нашим людям образование, мы сделаем нашу страну лучше и сможем получить гражданство.

                                                                                Чжо Ла Аун в Хор Вирапе, Армения

Внимание мира

Я был очень счастлив, когда узнал, что меня номинировали на премию «Аврора». Армения очень приятная страна и люди здесь очень вежливые. Повсюду закон и порядок, не то что в нашей стране, и мне грустно за нашу страну. Теперь мир примет мои слова. Я всегда говорю журналистам во время интервью, что они могут помочь нам не быть изгнанными, могут помочь беженцам вернуться в родные земли. Один репортер спросил меня: «Но как могут эти беженцы вернуться в свои дома?». И я ответил, что, если кто-то говорит, что это его земля и его дом, правительство должно это принять. Раньше так и было, а теперь они еще проверяют, есть ли у тебя гражданство. Они просто тянут время, чтобы мы вымерли.

Мы здесь не чужаки. Мы граждане этой страны, Мьянмы, но почему демократическое правительство отказывает нам в гражданстве? Вплоть до 2010 года мы могли голосовать и любой человек мог стать кандидатом на выборах. Теперь мы не можем голосовать и не можем избираться. В 1990 года наша партия могла выдвинуть кандидата на выборы в парламент. Так почему не сейчас? Где здесь логика?

 

Мы надеемся, что ООН и другие страны нам помогут. Иначе нам не выжить. Без помощи международного сообщества мы не справимся с этой проблемой, потому что своему правительству мы доверять не можем.