logo
ЗАКРЫТЬМеню
Ваге Берберян

Ваге Берберян

Многим он известен по своим комедийным шоу, но юмор — лишь одна из граней деятельности этого творческого универсала. Ваге с одинаковым успехом рассказывает свои истории на полотне, кинопленке, театральной сцене и бумаге.

Стены гостиной Берберяна завешены художественными полотнами. При разговоре с ним сложно побороть ощущение, что он знает что-то, чего не знаешь ты. И это не потому, что он замкнут, как раз наоборот — Ваге охотно делится своими мыслями: цитирует Воннегута, вспоминает о чтениях русской поэзии, происходивших в Нью-Йорке в 1980-х. Спустя какое-то время ты понимаешь, что он излагает тебе сложившийся у него в голове план действий — почти философскую систему, — и если прислушаться, то все начинает сходиться. 

 Антилия, 60х72, акрил, холст, 2008

Его улыбки искренни и он пересыпает свои слова ласковым армянским обращением «хокис» (в переводе — «душа моя»), однако сокрушительное обаяние Ваге составляет резкий контраст с мрачной историей его семьи.

Виноватый без вины

Отцу Берберяна Раффи был год, когда они с матерью были отправлены на марш смерти через сирийскую пустыню Дэр-эз-Зор. Чудом выжив, они поселились в Алеппо (Сирия), а потом перебрались в Бейрут (Ливан), где родился и вырос Ваге. Семье его матери повезло меньше — все ее родственники были уничтожены во время Геноцида.

 Мать Ваге Берберяна во время марша протеста 24 апреля

 

В большинстве армянских семей старшие не делились своими трагическими воспоминаниями с молодым поколением, но у Берберянов все было иначе. «Они говорили: «Вот что произошло, и если ты забудешь об этом, то предашь нас». Очень долго меня мучило огромное чувство вины, хотя для него не было оснований». Особенно Ваге не давала покоя рассказанная бабушкой история о том, как она трижды пыталась утопить своего сына, отца Ваге, во время марша смерти, чтобы избавить его от мучений, но Евфрат был настолько забит трупами, что ей это не удалось.

 Отец Ваге Берберяна со своими учениками. Алеппо, Сирия

 

Спасение в юморе

Ваге откровенно и спокойно говорит о том, как эта коллективная вина повлияла на его психологическое состояние. «Как правило, я не очень счастлив. Я склонен к депрессии и тяжелым тревожным расстройствам, и именно поэтому я во всем ищу юмор. Если бы я был счастлив, зачем бы он мне был нужен?», — задается он вопросом. Учитывая растущую популярность Берберяна среди армян, комик говорит не только о себе. Скорее всего, он не единственный, кто ищет спасения в юморе.

 

Покинув Бейрут в возрасте 17 лет, Ваге отправился в Европу и провел там некоторое время, а затем вернулся в Ливан, где стал свидетелем начала гражданской войны. После этого он сбежал в Лос-Анджелес. 

Ощущение безопасности оказалось кратковременным. Вскоре ему диагностировали рак мочевого пузыря и назначили целый ряд операций.

Искусство стало передышкой от непосильного исторического и эмоционального груза, который он делил со своими соотечественниками. Но Ваге понял это не сразу. «Мальчишкой я рисовал черепа — черепа из Дэр-эз-Зора, — а потом раскрашивал их», — вспоминает он. Лишь намного позже, в конце 1980-х, Берберян понял, что «то, что мы делали, было довольно зловещим. Практически на уровне некрофилии». Это осознание стало для него откровением. 

 

Первые попытки литературного творчества

Изгнание демонов

Ваге пришел к выводу, что принятие важности Геноцида лично для него не означало, что он должен как-то ограничивать себя этим знанием. Ничто не мешало ему погрузиться в глубины столь привлекательной армянской культуры. «Меня осенило, что ситуация должна поменяться. Если ты хочешь, чтобы тебя воспринимали по-другому, ты сам должен начать воспринимать себя по-другому. Быть армянином не имеет ничего общего с выживанием, к черту это! Быть армянином — это круто, быть армянином — это красиво, быть армянином — это весело, быть армянином — это модно, быть армянином — это смешно», — с уверенностью говорит он.

Он задался целью вдохнуть жизнь в культуру, которую так сильно любит, чтобы она не скатилась к закату, как это происходит со всем, что неспособно к обновлению. 

У Берберяна не было никаких иллюзий по поводу сложности реализации им задуманного. Как говорит он сам: «У нас на шее сидит полтора миллиона человек, а мы пытаемся двигаться вперед. Конечно, это очень тяжело». Но этот татуированный 61-летний человек, забавляющий толпу, высмеивая на армянском не только ее, но и свои собственные странности, твердо решил не загонять себя ни в какие рамки. Сегодня, когда на его счету пять книг и пять комедийных шоу, тринадцать пьес и сотни художественных полотен, его многочисленные поклонники наверняка благодарны ему за ту давнюю смелость.

Он с готовностью признает ту роль, которую сыграла в его работе культурная среда, говоря, что она придает дополнительную глубину всему, чем он занимается: «Моя принадлежность к армянской нации всегда была ценным активом и неизменно работала на меня». Его культура — настолько большая часть самого Ваге, что ее роль в его творчестве кажется естественным следствием самого его существования, а не способом угодить аудитории или загладить остатки вины. Он с легкостью обращается к этой культуре, демонстрируя, что она может вдохновлять, не подавляя, и что она может обогатить чью-то позицию, не затмевая прочих.

А непочтительность Ваге к культурным нормам, выраженная в его внешности, шутках или полотнах, указывает на то, что он полностью принял свое происхождение и достиг благодаря этому совершенного, вызывающего зависть душевного равновесия.

 Ваге Берберян перед шоу в Париже

Берберян считает, что у армянской нации великое будущее: «Наша музыка стала более веселой, мы экспериментируем. Я говорю сейчас о музыкальных группах как диаспоры, так и самой Армении, которые, с одной стороны, делают ставку на наше наследие, а с другой — добавляют к нему что-то свое, обогащая его и делая более современным». Его не волнует, что это может быть лишь притворством. «Мы становимся теми, кем притворяемся, так что нужно осторожно выбирать свою маску», — говорит он, вновь обращаясь к Воннегуту. 

«Есть много хорошей музыки, много фильмов.  

Мы пришли к выводу, что необязательно снимать картину о Геноциде, чтобы сделать ее армянской. 

Возможно, мы уже почти приблизились к моменту, когда нам покажется, что мы изгнали всех демонов Геноцида. Мы на верном пути».  

 Ваге Берберян, фото Армена Келешяна

Но Ваге не собирается останавливаться. Он в одиночку продолжает свою культурную революцию, чтобы вытащить на свет всю красоту и все искусство, прячущееся среди армянских пейзажей — и он делает это в танце.

Автор: Уильям Байрамян